— Ты… чего…
— Существует угроза. Мы должны ее контролировать. Но мы должны понимать и то, что наличие угрозы дает нам работу. Этот парень фанатичен и искренен? Прекрасно! Его-то как раз легче всего сломать, чем займусь я. После чего — мы его выпустим.
— Но…
— Заткнись. Пошли…
Они снова вышли на палубу, когда на востоке уже занимался рассвет, а матросы из числа особо проштрафившихся — начали первый, утренний осмотр палубы, готовясь к очередному дню полетов…
— Вот и все! — бывший исполнительный офицер Совета национальной безопасности Ти-Джей Пачеко прищурился, глядя на разгорающуюся на востоке зарю, на кроваво-красную рану как от удара мечом, рассекшую небо и океан. Потом зевнул…
— Я не знал, что ты так хорошо знаешь арабский…
— Я много чего знаю, дружище…
— Но что ты ему сказал? — сам "борец с терроризмом" Склодовский не знал никаких языков, на которых обычно говорят террористы. Так и ехал на польском и русском.
— Какая разница? Главное — у тебя тут. Заводи агентурное дело и получай поощрения по службе. Думаю, это парень далеко пойдет в своей Нигерии.
Склодовски с сомнением посмотрел на папку, которую он зажимал подмышкой. Там лежало собственноручно написанное террористом заявление о желании сотрудничать с американской разведслужбой. Отсняли они и кассету… по сегодняшним меркам это значило, что вербующий офицер качественно сделал свою работу. Вот только — Склодовски было что-то не по себе, не верил он, что этот отмороженный фанатик реально будет сотрудничать.
— Что-то я сильно сомневаюсь, что как только мы выпустим подонка из рук — эта папка пополнится хоть одним агентурным сообщением.
Пачеко неприятно хмыкнул
— А голова тебе на что? Напиши сам… помоги агенту, хе-хе…
И глядя на обалделого Склодовски — хлопнул его по плечу и рассмеялся.
Проверявшие палубу матросы — со скрытым любопытством смотрели на двоих веселящихся мужчин в гражданских костюмах.
Вербовка потенциально очень ценного агента сыграла Склодовскому безусловно в плюс, когда принимали решение о его повышении. В Вашингтоне не особо интересовали всякие домыслы об опасности, фанатичности, несгибаемости агента, потенциальной вероятности того, что он подставился под вербовку специально и тому подобный бред. Заявление есть? Есть. Кассета есть? Есть. Количество агентов, которых удалось завербовать американцам непосредственно в структурах Аль-Каиды — не вскрыть почтовый ящик, перехватить телефонный разговор и спрогнозировать поведение, а именно завербовать — исчислялось единицами. Поэтому — за перспективного агента схватились руками и зубами и чем больше людей пытались примазаться к этому делу как к потенциальному локомотиву в карьере — тем больше было людей, кровно заинтересованных в том, что этого агента продолжали считать надежным. Как раз в это время — такой вот "надежный агент" подорвался на передовом посту Чэпмен в провинции Нангархар и убил семерых оперативников ЦРУ. На стратегически важном направлении — образовалась дыра и на нее бросили тех, кто был в это время на слуху — в том числе Склодовского. На какое-то время — завербованного на авианосце исламиста со странным именем Какаа он потерял из виду.
Но до того, как он отправился в Афганистан — нужные люди передали ему десять тысяч долларов США. Наличными и без каких-либо расписок. Просто передали и все. И он — взял их.
Деньги были от Ти-Джея Пачеко. Который в свою очередь получил их нелегально через цепочку посредников — если бы кто-то взялся за труд ее размотать, то пришел бы в конечном итоге к инвестиционному фонду, созданному на паях домом Саудов и семьей Бушей. Но на таком уровне — никто не копал.
30 июля 2015 года
Северная Нигерия,
неконтролируемая территория
Ганнери-сержант морской пехоты США Грегори Бунт как всегда плавно нажал на спусковой крючок. А затем — еще, раз за разом. Три выстрела — гарантированный резерв снайпера. На мгновение смазавшееся в прицеле изображение приобрело четкость — и он увидел, как ракетчик с РПГ-7 и мешком с ракетами за плечами — валится на землю с пулей в животе. Смотреть на результаты второго и третьего выстрела — было некогда…
Еще минус три…
В следующее мгновение — раскатисто загремели Калашниковы, десятки пуль прорезали воздух во всех направлениях. Но его это уже не волновало — скользнув назад и закинув винтовку за спину — чтобы не мешала и не нагружала руки — он побежал по следам своей маленькой группы…
Еще минус три. Но они — продолжают идти. Они все равно продолжают идти.
Сержант бежал внешне неспешным, размашистым бегом, все подмечая по сторонам. Могло быть все что угодно — просевший участок голой, свободной от растительности земли, означавшей наличие мины. Блеск проволочки в траве — растяжка. Просто — нора муравьеда. Змея — а здесь подавляющее большинство ядовиты. Но он ко всему к этому был готов.
Где-то далеко позади взорвалась граната, раздался новый взрыв ярости, выраженной в автоматном огне. Боевики нарвались на гранату под небольшим валуном — кроме осколков гранаты их хлестнет еще и осколками валуна. Двое, трое… может быть, четверо. Но они все равно не остановятся, они опытные и терпеливые воины и рано или поздно загонят их насмерть.
Сержант уважал их. Он убивал их — но он и уважал их. И понимал, что ему отсюда уже не уйти — он умрет здесь.
Уже ближе к вечеру — хотя дни сейчас долгие… — он увидел свой маленький караван уходящих от преследования людей. Они сидели.
— Какого хрена?! — он обрушился на них со всей яростью старого опытного служивого, сержанта лучшего рода войск в мире — какого, мать вашу хрена вы сидите!
— Папа…
— Я не тебя спрашиваю! Рик, какого хрена они…
Делайла — оттолкнула сержанта Ричард Типа в сторону и заняла место перед отцом. Глаза ее сверкали.
— Это я приказала! Они устали!
— Уставать будете в гробу!
— Папа, это всего лишь гражданские! Они не супермены, мы идем уже второй день!
— И будете идти пять, десять, сто дней, пока мы нахрен не выберемся отсюда!
— Делайла…
Это был один из ООНовцев.
— Тебе какого хрена, а?
— Сэр… извините, сэр. Мы и в самом деле очень устали. Но мы ценим то, что вы делаете для нас и продолжаете делать. Думаю… мы готовы идти, верно?
— Да в гробу я видел то, что вы цените…
Сержант внезапно понял, что он перегорел. Все. Можно ругаться, орать — но в душе есть только одно — понимание, что либо он, либо они все.
— Рик. За мной. Остальным — собираться, пять минут!
Они отошли в сторону
— Рик…
— Сэр, мне это все не нравится. Радио перестало ловить, сигналов совсем никаких нет. И смотрите…
Он показал спутниковый навигатор.
— С самого утра ничего не показывает, сэр, ни одного спутника. Вообще ни одного.
Ганнери-сержант искренне старался постичь то, что говорит ему его подчиненный. Получалось плохо.
— Просто эта долбанная железяка сломалась. Выбрось ее нахрен.
— Нет, сэр. Она исправна, я проверил это — только сигналов от спутника нет.
— Ладно, нахрен все это. Слушай сюда. Ты готов сделать то, что нужно для спасения этих людей?
— Конечно, сэр.
— Вот и отлично. Тогда — сделаем так. Сейчас — ты поведешь их в ночь. Не торопись, замети следы, ты это умеешь. А я сейчас вернусь, немного пошумлю — и поведу их немного другим путем. Надо разделиться — иначе мы не выберемся.
— Это мне не нравится, сэр.
— Это приказ, сынок. Нравится он тебе или нет — ты должен его выполнять, так?
— Сэр, помнится на Пэрис-Айленд нам говорили, из боя возвращаются либо все, либо никто. Настоящий морской пехотинец не бросит своих. Припоминаю, что это говорили нам вы, сэр.
Сержант улыбнулся, улыбка была по-настоящему страшной.
— Это было так давно, парень, что я уже и не припомню. Подумай сам — смогут ли эти ублюдки завалить меня, а? Да обломаются. Заложники — только сковывают меня, не позволяют мне действовать так, как я привык. Если их не будет — я этим ублюдкам инквизицию устрою…
Типп смирился
— Хорошо, сэр. Какая моя задача?
— Идете тихо и максимально незаметно. Я уведу их от вас, они не будут вас преследовать, теперь ваша задача будет как можно тише выйти к цивилизованным районам, к побережью. Там обратитесь в полицию, в офис какой-нибудь компании… неважно. Главное для тебя вывести заложников. А я — еще помотаю их…
— Нет, не помотаешь!
Двое военные повернулись — Делайла стояла в нескольких шагах, ни один из них не слышал, как она подошла.
— Делайла…
— Нет, не помотаешь. Ты останешься с нами…
— Делайла…
Ганнери-сержант подошел ближе, взял ее руки в свои.